Что произошло под Дебальцево: «неточности» в описании событий
В моём представлении хорошие начальники бывают двух видов: первые перед каждым подчинённым ставят конкретное задание и рисуют общую картину процесса, вторые — общую картину держат у себя в голове, максимум, в головах окружающего штаба. Об этом в своем блоге на сайте«Новое время» пишет старший лейтенант 40-го Отдельного мотопехотного батальона ВСУ, позывной «Бармен» Андрей Брикнер.
Для подчинённых второго типа начальника, особенно новичков, свойственно брюзжание в процессе: «Что за бред! Ерундой занимаемся!». Но когда в результате вырисовывается нечто осязаемое, удачное и неожиданное, даже самые злостные скептики где-то там в душе говорят: «Вау!». И уже при следующих заданиях шикают на других брюзжащих новичков: «Ты не бурчи, а делай!». Потому что в итоге важны не деньги и награды, а результат. Если он есть, вырастают крылья, дело спорится и работать хочется. Если же его нет…
Свой 40-й батальон после выхода из окружения я видел два раза. Так уж сложилось, что моему подразделению довелось побывать в двух котлах этой войны — в Иловайском и Дебальцевском. И если после первого у большинства ребят были подавленность и уныние — что, на мой взгляд, объясняется ужасом трагедии при выходе и обидным несоответствием вооружения противоборствующих сторон — то после Дебальцево ничего подобного не было.
Где-то через пару недель, когда мы уже находились в казарме на ротации, прибыли к нам психологи. В их программу входили три встречи: с солдатами, сержантами и офицерами. Сидим мы в классе, и они задают нам свои вопросы — о том, как мы себя чувствуем, испытываем ли мы подавленность в связи с выходом из окружения и всё в таком духе. Оценив, откуда ветер дует, мы перешли в контрнаступление: «А кто вам сказал, что у нас что-то подавлено? Да, мы вышли из окружения. Но мы вышли с оружием и только по той причине, что воевать там уже было нечем. Никаких угрызений совести или подавленности по этому поводу мы не испытываем. Мы не знаем, кто и для чего вас сюда прислал, но передайте, что всё у нас хорошо». На этой мажорной ноте наша встреча с психологами и закончилась.
Через какое-то время наш батальон отправили на печально известный Ширлан. В середине апреля довели до сведения о решении расформировать подразделение, что и было сделано. Половина людей (вторая волна) в мае уволились, остальные отправлены в другие части. Тема Дебальцево, побурлившая в СМИ до середины марта, затихла. И вот на годовщину Генштаб выдал на-гора увлекательнейший фильм, одноимённый с названием этого донецкого городка.
Это скрин инфографики из данного фильма, сопровождавшийся словами диктора о сдавшихся в плен 16 февраля опорных пунктах «Мойша» и «Изя» в количестве 107 человек. О врагах, вследствие этого, зашедших в город. И об участке фронта в 2 километра, закрытом 23 десантниками из 95-й мобильной бригады. На самом деле, враг в город зашёл намного раньше благодаря находившимся правее от опорного пункта «Мойша» частям, которые отступили. «Мойша» и «Изя» находились в окружении и сдались в плен не 16, а 17 числа.
Эти «неточности» в описании событий со стороны «директора завода» очень обидны для рабочих уже расформированной «бригады», работавшей на одном из участков его производства. Производство захвачено рейдерами, результат почему-то объявлен большим военным успехом, а «бригаде» в верхних эшелонах руководства присвоено неофициальное прозвище «#батальонвсёпропало».
