Уверовав в свое величие, Путин совершил большую ошибку
Отказ России от сокращения добычи нефти стоил ей 30-процентного падения цен. Майские фьючерсы на североморскую нефтяную смесь Brent обвалились в ночь на 9 марта сразу на 31%, до 31 доллара за баррель. Что это значит для российской экономики и почему в Кремле пошли на политический демарш против главного нефтяного экспортера в мире – в интервью рассказал российский экономист Сергей Алексашенко.
– После отказа России сократить добычу нефти эксперты сказали, что этим решением Путин сам себя переиграл.
– Это экономическая ошибка Путина и Сечина, который давал ему советы. Россия – страна, чей бюджет сильно зависит от доходов экспорта нефти, примерно на 35%. Объективно, она заинтересована в том, чтобы цены на нефть были стабильными. В США, с которыми Путин пытается бороться, бюджет от нефти зависит всего на пару процентов. Может, еще меньше. Для американской экономики не так важно, сколько стоит нефть. Чем она дешевле – тем больше денег у потребителя.
В 2016 году Россия присоединилась к ОПЕК, возникло соглашение ОПЕК+, в которое вошли страны, которые при планировании бюджета могли считать, что цены на нефть будут находиться в каком-то комфортном диапазоне. То, что произошло на прошлой неделе, стало дипломатическим плевком в сторону Саудовской Аравии, с которой Путин долгие годы пытался выстроить отношения.
Саудовская Аравия – это страна, которая считалась лидером ОПЕК. До недавнего времени она добывала нефти больше всех в мире и больше всех сократила ее добычу в рамках последних соглашений, и, наверное, лучше всех чувствует динамику нефтяного рынка – когда нужно краник приоткрыть, а когда закрыть. Уверовав в свое глобальное величие, Путин сказал «знаете, а нам с вами не по пути, мы не хотим сокращать добычу нефти, а, напротив, хотим ее нарастить».
Саудитам такая логика непонятна, они считают, что у них ресурсов гораздо больше, они готовы в течение нескольких недель увеличить добычу на 2.5 млн баррелей в день, а это примерно четверть того, что добывает Россия. А еще 1 млн баррелей будут продавать из резервов. Основные объемы нефти пойдут на европейский рынок, то есть туда, куда Россия поставляет свою нефть через трубопроводы. Европейским потребителям саудовские трейдеры дают самые существенные скидки к ценам.
Собственно говоря, саудиты не скрывают, что они собираются в первую очередь бороться с Россией.
Понять Путина сложно. Ему предложили сократить добычу нефти на 3%. При условии стабильности цен, это означало, что Россия потеряла бы 3% валютной выручки от экспорта нефти. Но он отказался и получил падение цен на 30%, то есть падение валютной выручки на 30%. Не понимать этого мог только человек, совершенно оторванный от действительности. Впрочем, Путин такой и есть.
– Насколько долго закрепился тренд дешевой нефти или удастся все отыграть назад?
– Рано или поздно Россия и ОПЕК договорятся о сокращении добычи нефти. Если такая низкая цена продержится долгое время, 4-5 лет, это будет опасно для российского бюджета и для бюджета Саудовской Аравии. Поэтому объективно обе стороны заинтересованы, чтобы достичь нового соглашения. Вопрос только в том, у кого запас прочности окажется поменьше, кто быстрее согласится на новую сделку и возьмет на себя большее бремя по сокращению добычи нефти. Мой прогноз – в течение года эти переговоры могут начаться.
– Объективно, сколько может стоить нефть?
– Нет такой оценки. Объективно – это сколько покупатели готовы купить, а продавцы – за сколько продавать. Сегодня это 36 долл. за баррель, 2 недели назад было по 60. И та и другая цена –объективная.
– Российские экономисты говорят, что для российского бюджета цена в 20-25 долл. за баррель на протяжении 5-6 лет – убийственно.
– Россия, начиная с 2015 года, живет с режимом плавающего курса рубля. ЦБ заявил, что не будет поддерживать рубль своими валютными интервенциями. Поэтому если цена за баррель уйдет за 20 долл., очевидно, что цена рубля за доллар будет не 70 как сейчас, а 100-120. Тем самым бюджет частично компенсирует свои потери от падения цены на нефть. При этом не нужно забывать, что у России, по состоянию на сегодня, есть примерно 100 млрд свободных долларов, находящихся в распоряжении Минфина. Их можно тратить на финансирование дефицита бюджета.
По статистике 2014-16 г., когда была предыдущая волна снижения цен на нефть, Минфин тратил примерно полтора миллиарда долларов ежемесячно. То есть примерно 18 млрд долларов в год. Значит, этих 100 млрд свободных долларов хватит на 5 лет. Прочность российской бюджетной конструкции намного выше, чем кажется многим недругам России или людям, которым не нравится Путин.
– То есть тезисы, что российская экономика разорвется в клочья – это эмоция?
– Это абсолютные эмоции, не подкрепленные никакими расчетами, оценками или фактами. Мы уже слышали про российскую экономику, разорванную в клочья от президента Барака Обамы. Это было 5 лет назад, ну и, собственно, где Обама, а где российская экономика.
– Но российская экономика до сих пор находится в стагнации?
– Да, российская экономика находится в состоянии стагнации уже достаточно давно, примерно с 2013 года. Под стагнацией я понимаю состояние примерно со спада на 2% и до роста на 2% – понимаю, что диапазон очень широкий, но своеобразие российской статистики не позволяет его сузить. Нет ни одной страны в мире, у которой на протяжении 4 кварталов был бы нулевой рост. Такая стабильность бывает только в морге.
С 13-го года средний рост российской экономики чуть выше 1%. О чем можно говорить, когда мировая экономика растет на 3,5%? Конечно, это стагнация. Падение цен на нефть не добавляет уверенности российским компаниям. Снижается моральный дух российского бизнеса, что называется. И конечно, никакого экономического роста ждать не приходится, будет сжатие.
– Российское правительство готовится к уменьшению потребления углеводородов в целом?
– Эти оценки все время сдвигаются во времени. Сначала называли 2035 год, потом 2040-й, когда мир должен прийти к фазе снижения потребления углеводородов. Мне кажется, нет ни одного правительства в мире, которое закладывает экономические сценарии в стиле «что мы будем делать через 20 лет, с точки зрения экономики». Может, разве что Норвегия, которая создала свой нефтяной фонд и является самым крупным инвестором в мире.
– Российская экономика уже приспособилась к санкционной политике Запада?
– Есть санкции, которые написаны на бумаге и называются «ограничение доступа десятки российских банков и компаний на западные финансовые рынки». До середины 2016 года это ограничение распространялось практически на все российские компании, сегодня – только на те, что входят в санкционный список. Одним словом, давление финансовых санкций резко упало. Есть санкции, которые прописаны на бумаге и запрещают сотрудничество с российским оборонным комплексом, и эти санкции работают. Сказать, что это давление сильное, нельзя.
Но есть санкции, которые не прописаны, как в случае с Ираном, Северной Кореей, Венесуэлой, когда инвесторам говорят, что приходя в эту страну, вы сталкиваетесь с повышенным политическим риском. Вы можете вкладывать деньги, если это не запрещено, но в любой момент против этой страны могут ввести санкции, и ваши деньги будут потеряны. Это называется возросший политический риск.
Сегодня в отношении России он настолько высок, что западные инвесторы туда не идут, они не хотят идти даже в те сектора, где не запрещено.
Западные инвестиции для России, как и для Украины, — это не деньги, это оборудование, знания, навыки, технологии, кооперационные связи с западными потребителями, техники маркетинга и т.д.
Всего этого российская экономика не имеет на протяжении уже 6 лет, и это является основным тормозом для роста.
Поэтому в этой части, санкции эффективны, но их действие растянуто во времени, и мы не можем сказать, что, например, в 2019 году эффект от санкций составил 0,5% или 0,8% потерянного роста ВВП. Но мы очень хорошо видим, что этот эффект присутствует.
– Продления полномочий Путина еще на 16 лет – это не политические риски для инвесторов?
– Вот это, напротив, инвесторы не считают рисками, у них другой взгляд на такие ситуации. Они очень хорошо понимают, что Россия – авторитарное, диктаторское государство. Они очень хорошо понимают, что при смене авторитарного лидера турбулентность в экономике будет очень серьезной и серьезно повлияет на инвестиционный климат, меняя отношения собственности и расклад сил.
В этом отношение, как ни странно это звучит, инвесторы скорее заинтересованы в сохранении Путина на его месте. Знаете: он сукин сын, но он наш сукин сын. Им лучше, чтобы Путин как можно дольше оставался при власти потому, что если завтра случится переворот, для них это будет серьезным шоком. Если Путин скажет: «Я устал, я ухожу», – для них это будет большим потрясением. Поэтому продление полномочий Путина для инвесторов является положительным фактором.
– Решения Путина просто обнулить свои полномочия и таким образом остаться у власти еще на 16 лет – не удивило?
– Я давно говорил, что у меня нет никаких сомнений, что Путин останется у власти, только неизвестно, в какой форме это произойдет. Я говорил, что это будет скорее всего в форме «Путину можно избираться еще раз». Путин останется президентом, а в какую бумажку это будет завернуто, ну это совсем неинтересно.
– Еще 16 лет с Путиным – это плохо для России?
– Конечно, это плохо. Путин в своем нынешнем виде и его режим — это торможение российской экономики, это ее стагнация, это еще большее техническое отставание от развитых стран, от соседей, от конкурентов. Еще это больший отток мозгов из России. Чем дольше будет Путин оставаться у власти, тем сильнее будет удар по будущему России и тем дольше Россия потом будет восстанавливаться.
– Ну 36 лет с одним президентом – это уже слишком много?
– Ну был же Роберт Мугабе в Зимбабве, он 37 лет правил, был Хосни Мубарак в Египте, он по-моему, 34 года правил, был Сталин в СССР, 27 лет. Были такие случаи. Я не говорю, что это хорошо. Я просто говорю, что, чем дольше Путин будет находиться у власти, тем тяжелее будет России восстанавливаться, после того как он уйдет.
– Разве после ухода Путина в России возможна другая система, демократическая?
– Обсуждать, что там будет после 2036 года, очень тяжело. Но вспомните, у России был период с 1991 по 1999 г. с другой политической системой. У России был серьезный опыт жизни по другим правилам, и это не полгода, как во времена Временного правительства в 1917 г. Это полноценных восемь лет, когда были сдержки и противовесы в политической системе, когда была Федерация и политическая конкуренция. Все может быть.
– Политологи говорят, что эта демократическая система при Ельцине была неэффективной и в результате все равно потребовались силовики у власти.
– Люди, которые хотят оправдать Путина, готовы искать любые объяснения. Нужно понимать, что в конце 91 года, Ельцин получил в наследство не государство, а территорию, которая отвалилась от большой страны. У этой территории не было границ, не было законов, не было своего правительства. У этой территории сломалась плановая, централизованная экономическая система.
Эта территория всегда управлялась как унитарное государство. Там всегда управление шло через вертикаль Коммунистической партии.
Страна была диктаторской, всем насаждалась государственная идеология, и вот на этой территории нужно было построить государство. Новое и с новыми принципам.
Можно рассуждать, успешно двигался Ельцин или неуспешно, были там загогулины или не было, но из точки А (конец 1991-го) в точку Б (конец 1999-го) Ельцин шел прямым путем. Этот путь был всем понятен — путь к рыночной экономике, к республиканской форме правления, путь в сторону Федерации, в стороны демократических ценностей и политических свобод. Вот это был вектор движения при Ельцине. Если вам этот вектор не нравится, значит вам нравится вектор движения при Путине. И люди, которые говорят, что этого всего не было, они просто врут или не помнят, что было в 90 годы.
– Если цены на нефть не поднимутся, российский бюджет потянет все «обнимашки», которые наобещал народу?
– Потянет. Вот у меня убедительная просьба ко всем украинским журналистам, жителям, аналитикам: ребята, потянет российский бюджет. Российская экономика намного прочнее, чем кажется, она точно не рухнет независимо от того, какими будут цены на нефть.
– Сейчас все заговорили о мировом кризисе из-за пандемии коронавируса. Насколько серьезная ситуация?
– Очень похоже, что этот кризис столкнет мировую экономику в рецессию. Главный удар будет нанесен по сфере услуг, она пострадает больше всего. Это авиационные перевозки, морские перевозки, городской транспорт, общественное питание, гостиницы. Эпидемия развивается с большой скоростью, она уже перешла в США и Европу. Есть большие опасения, что экономические последствия от пандемии коронавируса будут очень серьезными. Но будет ли это кризисом? Кризис, в моем понимании, это, когда производственные компании, расположенные в разных странах, начнут останавливаться. В 2008 году они начали останавливаться из-за остановки банковского финансирования. Вот если сейчас масштаб эпидемии достигнет такого уровня, что прекратятся поставки комплектующих от одной компании к другой – вот тогда будет серьезнейший кризис глобализации.
Пока что Китаю удается справляться, Южной Корее удается. Рецепты, как победить эпидемию, понятны. Смогут ли ими все воспользоваться — увидим в ближайшие недели или месяцы.
– Воспользуются или нет?
– Не знаю, но я верю в человечество и в то, что люди существа мудрые и рациональные, они найдут способ справиться с этой эпидемией и смогут ограничить ее влияние на экономику. То, что с эпидемией точно справятся — это вопрос времени, когда вакцина появится и ее начнут производить в необходимых объемах. Поэтому то, что люди победят эпидемию, у меня точно нет никаких сомнений. А вот сможем ли ограничить экономические последствия – тут я верю в разум и в рациональность решений.